Зарождение анархизма как организованного политического движения в Западной Европе и Соединённых Штатах относится к 1880–1914 гг. С самого своего возникновения анархизм рассматривался как международное по сути явление, и всё же, в ретроспективе, искушение проигнорировать или преуменьшить интернациональный аспект анархического движения конца XIX века по понятным причинам велико. Во-первых, тот факт, что анархизм, как правило, являлся продуктом весьма специфичных национальных и даже локальных условий и что большинство его приверженцев было склонно сосредотачиваться в первую очередь на национальной борьбе, заставлял историков изучать эти движения в заданных контекстах, в связи с чем их интернациональное измерение зачастую воспринималось как мёртвая буква1. Также не подлежит сомнению, что анархизм периодически сталкивался с проявлениями национализма и ксенофобии, против которых он обычно, разумеется, боролся, но временами и поддавался им. К примеру, англофобия, антигерманские настроения и антисемитизм были достаточно распространены среди французских compagnon’ов2 в 1890-е и часто затрагивали ведущих активистов, которые допускали досадное промедление с присоединением к лагерю дрейфусаров или даже впадали в открытую ксенофобию. Наконец, идея интернационального анархизма, подобного Второму Интернационалу или Международной федерации профсоюзов3, неизбежно оказалась подорвана с распадом революционного единства в начале Первой мировой войны, когда европейские анархисты раскололись на два соперничающих течения в зависимости от того, выступали они за участие в войне или придерживались антимилитаристской и антипатриотической позиции.
Однако отчасти такая негативная интерпретация анархистского интернационализма может объясняться тем, что последний в большинстве случаев определяется как создание международной организации – Анархического, или Чёрного, Интернационала4, – для достижения целей, поставленных борцами за анархизм5. Международные инициативы анархистов, в общем и целом, слишком часто сводятся к контактам между наиболее известными активистами и мыслителями и к организациям, которые они пытались основать. Однако эти организации неминуемо расшатывались вследствие внутренних конфликтов, связанных с самим организационным вопросом, и редко оказывались эффективными; как объясняет Джордж Вудкок: «Оглядываясь на историю анархистских Интернационалов, следует признать, что чистый анархизм логически идёт вразрез со своей собственной природой, когда пытается создать регламентированные международные или даже национальные организации, которым необходима определённая степень жёсткости и централизации, чтобы выжить. Свободная и гибкая группа единомышленников (affinity group) – это естественная единица анархизма»6.
Именно поэтому публикуемая статья фокусируется на этих «свободных и гибких» международных группах, составляющих подлинную основу анархистской организации, – иначе говоря, на «неформальном анархизме», на множественных связях, установленных между национальными группами и отдельными радикалами для достижения общих или частных пропагандистских целей. Этот подход вдохновляется, в первую очередь, методом Мишеля Кордийо и других авторов «Социалистического движения в Америке»7 – биографического словаря франкоязычных социалистов в Соединённых Штатах, который переносит опыт «Биографического словаря рабочего движения» Жана Метрона на международный уровень, позволяя оценить политическое влияние малоизвестных радикалов и их коммуникабельность. Первой темой исследования, таким образом, является несоответствие между повторяющимися провалами институционального интернационализма, с одной стороны, и с другой – недооценёнными неформальными инициативами, особенно относящимися к распространению политических идей.
Тем не менее нельзя говорить о том, что анархисты с полным успехом и без каких-либо проблем развивали свои интернациональные связи вне официальных институтов. Все приведённые выше замечания, включая националистические барьеры или местнический балласт, остаются в силе. Вырисовывается, в частности, чёткое различие в плане интернационализма между боевым авангардом и основной массой участников, ограничивавшее борьбу за общие международные цели, так что лишь меньшинство анархистов можно считать истинными интернационалистами, как идеологически, так и практически. Это вторая тема, которую призвана осветить публикуемая статья. Данное меньшинство образует то, что Жорж Хаупт определил как «ведущие интернациональные группы» активистов рабочего класса – в противоположность руководящим кадрам, – отличающиеся своей гибкостью и личным авторитетом. Анализ этих групп и их деятельности необходим, по предложению Хаупта, как часть общей программы «изучения институтов и биографий» – подход, который оказывается особенно актуальным для периода, предшествующего Первой мировой войне, когда современные политические силы, выражающие интересы рабочего класса, ещё находились в развитии8.
Поэтому необходимо подчеркнуть два аспекта: во-первых, постоянное противоречие между несостоявшимися попытками создания нового Интернационала и фактическим многообразием неформального интернационализма; во-вторых, выдающиеся проявления интернационализма и достижения немногих высокоинтернационализированных радикалов. Они рассмотрены здесь на конкретном примере – отношениях между французским и британским анархическими движениями в конце девятнадцатого столетия. Эта важнейшая, но ещё не оценённая по достоинству ось довоенного международного анархизма даёт ключ к анализу интернационализма в общем контексте, поскольку Британия на протяжении указанного периода предоставляла убежище анархистским изгнанникам со всей Европы, что позволяет нам изучить устоявшиеся практики взаимодействия между радикалами. Кроме того, эмиграция породила весьма разносторонние связи и формы сотрудничества между обоими движениями, особенно на уровне их элиты, что сыграло значительную роль в развитии довоенного синдикализма. Франко-британский пример, таким образом, иллюстрирует, как работала сеть неформальных связей и как она способствовала взаимному обогащению в плане идеологии.
Чёрные Интернационалы: идеалы и действительность
Рамки рассматриваемого периода очерчены и выделены двумя главными организационными инициативами: он открывается Международным революционным конгрессом, проведённым в Лондоне в июле 1881 г., и завершается с началом войны, которое привело к отмене Лондонского конгресса, назначенного на сентябрь 1914 г. История анархических конгрессов в течение данного периода богата событиями, но не отличается результативностью; это демонстрирует, прежде всего, дилеммы либертарной организации.
В начале 1880-х интернационализм был одним из немногих ясных и твёрдых принципов анархизма. Представления о нём, развиваемые анархистами, в основном были продолжением интернационалистских идеалов, воплощённых в создании Международного товарищества рабочих (МТР), или Первого Интернационала, и поддержанных как Карлом Марксом, так и Михаилом Бакуниным. Однако представители нового поколения очистили анархизм от патриотизма, ещё проявлявшегося в работах Бакунина. Это отделило их не только от современных им социалистов, позиция которых оставалась более неоднозначной до дела Дрейфуса, заставившего французских левых открыто размежеваться с национализмом, но и от известной части ведущих теоретиков, таких как Пётр Кропоткин или Элизе Реклю, по-прежнему допускавших некоторые формы национальной общности9. Этот новый акцент на антиколониализме, антимилитаризме и, позднее, всеобщей стачке придал движению более современное направление и более специфичную окраску.
Первый из принципов, вновь заявленных в работах анархистов, заключался в том, что совершить революцию можно лишь опираясь на международное сотрудничество – другими словами, класс имеет преимущество перед нацией, которая обычно описывалась как уловка, изобретённая власть имущими, чтобы дать выход озлоблению рабочих: «Мы, рабочие, – интернационалисты, мы не признаём никаких различий в национальности или цвете кожи. Рабочие всех стран испытывают те же страдания, что и мы здесь, и наши товарищи должны повсюду вести ту же самую борьбу за свободу и справедливость. Капиталисты проявляют всемирное единодушие в преследовании защитников свободы и в обирании рабочих […]. Рабочие же, как правило, исполнены бессмысленной неприязни по отношению к трудящимся других стран, которых хозяева с успехом выставляют их естественными врагами, и в этом скрывается один из главных источников силы капиталистического строя»10. Старая идея о том, что против объединённого в международном масштабе капитализма следует бороться с помощью международного сотрудничества пролетариата, таким образом, была подтверждена. Анархисты также указывали на угрозу, создаваемую международным штрейкбрехерством, и вытекающую из этого практическую пользу рабочей солидарности – едва ли новая тема, поскольку страх перед штрейкбрехерами был одним из главных мотивов, побудивших британские профсоюзы присоединиться к Первому Интернационалу в 1864 г.11.
Настоящим нововведением анархистов было соединение интернационализма с критикой патриотизма, которая начала набирать обороты в социалистических и либеральных кругах с 1880-х годов, в особенности во Франции, где реваншистская одержимость после поражения от Пруссии в 1870 г. и последующей аннексии Эльзаса и Лотарингии уступила место обратной реакции. Критика патриотизма была связана с антиколониализмом и антимилитаризмом, которые стали ключевыми темами анархической пропаганды с начала 1880-х, что сделало эту форму интернационализма действительно значимой для движения и привело к проведению международных акций, таких как создание недолговечной интернациональной антимилитаристской ассоциации анархистов в 1904 г.
Последняя тема – всеобщая стачка – заслуживает особого внимания, так как она непосредственно связана с эволюцией самого анархизма. Когда социалистические делегаты одобрили эту идею на Парижском конгрессе Второго Интернационала в 1889 г., её марксистские, социал-демократические и реформистские корни вызывали у анархистов возмущение. Тем не менее они с первого же года принимали участие в первомайских демонстрациях. После 1895 года всеобщая стачка стала столпом революционного синдикализма и, соответственно, истинной целью и символом пролетарского интернационализма. Но до этого было ещё далеко в 1881 г., когда в Лондоне был проведён первый официальный и всеобщий анархический конгресс после распада Юрской федерации.
То, что революционный конгресс, собравший радикалов из многих стран, был созван в июле 1881 г., почти в самом начале распространения анархического движения на международном уровне, свидетельствует о значимости, которую анархисты придавали интернациональным действиям.
Конгресс открылся в Лондоне 14 июля 1881 г. Он собрал внушительное число иностранных делегатов, и его заседания посетили наиболее выдающиеся анархистские активисты и мыслители этого периода: Кропоткин, Эррико Малатеста, Саверио Мерлино, Луиза Мишель, Пётр Чайковский, Эмиль Готье, Мари Ле Конт. Казалось, что конгресс достиг некоторых из первоначально поставленных целей: он определил общую линию пропаганды, которой все должны были придерживаться, и одобрил пропаганду действием как путь к социальной революции, одновременно призвав уважать «полную автономию местных групп»12. После длительных дебатов конференция также согласилась образовать корреспондентское бюро, чтобы содействовать проведению международных акций. С энтузиазмом была провозглашена верность принципам интернационализма, и преамбула Учредительного манифеста Первого Интернационала 1864 г. вновь была повторена в резолюциях конгресса.
Очевидно, однако, что конгресс выявил все организационные проблемы, которые подтачивали международное анархическое движение на протяжении последующих трёх десятилетий. Даже сами принципы его организации вызвали споры между теми, кто считал, что он должен быть открытым для всех, независимо от их официальной политической позиции, и теми, кто утверждал, что принадлежность к оформленной группе активистов должна быть необходимым условием участия, поскольку свидетельствует об истинной преданности движению. Дебаты проводились на страницах издававшейся в Париже «Социальной революции» (La Révolution Sociale), главной французской анархической газеты того времени, начиная с марта 1881 г. и закончились уже после конгресса, в августе. В мае секретарь конгресса Гюстав Броше, французский анархист, проживавший в Лондоне и публиковавшийся под псевдонимом Рекорб, объявил в газете, что допуск на конгресс будет неограниченным: «единственное условие для участия во встрече – заранее сообщить комиссии имена желающих посетить конгресс»13. Газета опубликовала объявление, но оговорила при этом, что «сегодня существует социалистическая партия, против которой мы должны бороться, и, быть может, даже больше, чем против буржуазной партии, – вот почему группа, которая вела удовлетворительную работу на протяжении трёх месяцев и более, даст более надёжные гарантии, чем любая случайная личность»14.
В течение следующих двух недель Малатеста собственнолично выразил свою поддержку либертарной, антиорганизационной стороне: «Июльский конгресс не является очередным собранием представителей уже существующей организации; допуск не будет органичен какими-либо правилами; будут допущены все делегаты, которые смогут доказать свою квалификацию и предоставят достаточную гарантию своей революционной нравственности»15. Спустя ещё неделю Броше выдвинул новые возражения против позиции редакторов «Социальной революции», подчёркивая, что отказ от индивидуального допуска никоим образом не сможет гарантировать присутствия одних лишь чистых революционеров. Он также отметил, что подобная процедура регистрации исключила бы представительство тайных обществ, и это было серьёзной проблемой, поскольку, вследствие репрессий, революционные движения в Испании, Италии и Германии по большей части оставались в подполье. Наконец, в истинно либертарной манере, он поставил под сомнение саму мысль о том, что кто-либо вправе определять, кого следует допускать на заседания16.
Принцип делегирования представителей группами в конечном счёте возобладал. Но дебаты по вопросу допуска скоро уступили место другой дилемме, которая вращалась вокруг той же самой проблемы: какой должна быть анархическая организация?
Конгресс провозгласил «абсолютную автономию всех групп», но даже при том, что понятие группы на практике оказывалось крайне расплывчатым, это решение представлялось компромиссным для тех, кто отдавал предпочтение абсолютной автономии личности17. Имелись также значительные стратегические расхождения: в то время как все присутствующие соглашались с постановкой революционной цели, существовали противоречия между теми, кто желал создать открытую пропагандистскую организацию, подобную Первому Интернационалу, и наследниками бакунинской традиции, верившими в повстанческие методы. Наиболее серьёзные разногласия вызвал вопрос, который был определён в качестве главной задачи конгресса: образование новой революционной организации, в перспективе – Анархического Интернационала. Делегатов попросили выразить позиции групп, представленных ими, относительно того, насколько оправданным является создание центрального международного бюро, – и их ответы обнаружили широкий разброс мнений, которые, однако, в подавляющем большинстве были отрицательными18.
В итоге было достигнуто соглашение об образовании «корреспондентского бюро»; оно состояло из трёх периодически сменяемых членов (в их числе был Малатеста), располагалось в Лондоне и примыкало к демократическому клубу на Роуз-стрит – обществу эмигрантов-социалистов, основанному в конце семидесятых. Национальные секции были организованы в последующие месяцы. Практика, однако, показала пределы этого консенсуса и, возможно, недостаток подлинной заинтересованности в интернациональных действиях, поскольку бюро, не имевшее ни финансовых средств, ни каких-либо полномочий, кроме морального авторитета, в последующие годы достигло весьма немногого. В итоге к середине 1880-х работа Интернационала заглохла, и даже шпионы французской политической полиции в Лондоне, где, предположительно, находилось бюро, были в замешательстве по поводу того, что́ оно представляло собой на самом деле19. По иронии, мифу о Чёрном Интернационале, возникшему в то время, суждено было долго пользоваться воображаемой властью в 1890-е годы, в особенности на континенте. В действительности же Лондонский конгресс закрепил на практике приоритет индивидуальных действий в борьбе за анархизм20.
Другими словами, Лондонский конгресс показал, что организационная проблема заложена в самой сердцевине анархической идеологии: как либертарий мог проявлять уважение к политической организации? Отрицание традиционной политической иерархии и тиранической партийной дисциплины было одним из основных положений анархизма – но очевидно, что это оставляло широкий простор для интерпретаций.
Никаких других чисто анархических конгрессов не проводилось вплоть до 1907 г. После Лондона официальное взаимодействие на международном уровне было сосредоточено на конгрессах Второго Интернационала. Но во время Цюрихского конгресса 1893 г. социал-демократы подняли вопрос об исключении анархистов, и это решение было утверждено Лондонским конгрессом 1896 г.
После своего исключения международные революционеры вновь стали работать над созывом своего собственного форума. В 1899 г. французские активисты Эмиль Пуже и Фернан Пеллутье совместно с голландцем Фердинандом Домелой Ньивенхёйсом выдвинули идею проведения Международного революционного конгресса трудящихся, открытого для всех революционных групп, профсоюзов, библиотек и исследовательских коллективов. Планировалось приурочить его к Международному конгрессу профсоюзов и V конгрессу французской Всеобщей конфедерации труда (ВКТ), которые должны были пройти в Париже в сентябре 1900 г.21. Предварительная программа включала в себя обсуждение всеобщей стачки, отношения между анархией и коммунизмом, взглядов анархизма на сионизм и антисемитизм и, разумеется, организационного вопроса, т.е. «отношений между группами одной и более стран посредством национального или интернационального комитета пропаганды, при сохранении полной автономии каждой группы»22. Однако конгресс был запрещён французской полицией, показав тем самым, что препятствия для организации международного анархического движения могли быть внешними так же, как и внутренними.
Второй международный анархический конгресс в итоге был проведён в 1907 г. в Амстердаме, но лишь для того, чтобы засвидетельствовать новые разногласия. С целью содействия организации конгресса в октябре 1906 г. было основано международное издание – «Бюллетень Либертарного Интернационала» (Le Bulletin de l’Internationale Libertaire). В очередной раз заявляя о необходимости создания Интернационала, первый номер бюллетеня доказывал: «…Если великое множество либертариев уже долгое время находятся в раздумьях относительно создания международной организации, то нельзя отрицать, что эта тенденция проявляется – по крайней мере в некоторых странах – с большей силой, чем когда-либо прежде»23.
«Бюллетень» признавал недостаток международного сотрудничества и знания друг о друге среди различных национальных анархических движений («Мы всё ещё заперты в узких и искусственных границах национальностей; с нашими братьями за рубежом мы поддерживаем лишь чисто теоретические отношения, едва зная об их существовании»), но по-прежнему настаивал на врождённых интернационалистских стремлениях анархизма, и основание анархического интернационала было определено в качестве главной цели конференции. Тезис, выдвинутый в качестве первоочередного, гласил: «Вера без добрых дел – всего лишь мёртвая вера; интернационализм без действующего Интернационала – мёртвый интернационализм!» Этот выпад был направлен в первую очередь против представителей индивидуалистического анархизма, которые отрицали легитимность любой формы организации: «Что бы ни говорили закоренелые индивидуалисты, анархизм и коммунизм очевидно составляют две стороны единого целого. Действительный коммунизм невозможно мыслить иначе, как анархическим, и ни один здравый ум не может представить себе анархическое общество без того, чтобы оно не пребывало в почти полном коммунизме […]. Анархисты организуются сами по себе, потому что среди них нет уклоняющихся групп, а также потому что анархия – это порядок, организация»24.
Против этого организационного рвения вскоре вновь были выдвинуты возражения. Они исходили от бразильских анархистов, издававших газету «Свободная земля» (Terra Livre), которые выступили в поддержку менее жёстких принципов организации, указывая, что Интернационал уже существует, но является «реальным, а не формальным […]. Проблема организации слишком часто заключается в выборе слов: фактически нет никаких противников организации, есть лишь противники определённых организационных методов. Некоторые товарищи предпочитают группироваться применительно к действиям, без формализма, скорее по душе, чем по форме»25.
Эти мнения незамедлительно были отвергнуты как «пессимистические» большинством конгресса, и, в очередной раз, 27 августа было официально объявлено о создании нового Интернационала. Начала выходить новая международная газета – «Бюллетень Анархического Интернационала» (Bulletin de l’Internationale Anarchiste)26. Заседания конгресса странным образом напоминали события 1881 года. Проживавший в Лондоне еврейский анархист Александр Шапиро в своём отчете говорил, что решение создать анархический интернационал и издавать его бюллетень «не было встречено всеобщим воодушевлением» из-за «опасения, что организация может открыть путь, по которому централизация и авторитаризм смогут прокрасться в анархическое движение». И вновь это возражение обошли, сведя работу новой организации к малозначительным функциям и полномочиям: Интернационал должен был функционировать «снизу», он не имел «никакой официальной доктрины, никакого законодательного органа, никакой исполнительной власти» и фактически являлся не более чем «корреспондентским бюро, используемым всеми желающими»27. Малатеста, Рудольф Роккер и Шапиро стали его секретарями, а Лондон – его местонахождением.
В таких условиях едва ли было удивительно, что в течение года деятельность Бюро/Интернационала стала приходить в упадок. Примерно год «Бюллетень» продолжал выходить почти каждый месяц. У него имелись корреспонденты во многих странах, большинство из которых входило в элиту анархо-коммунистического и анархо-синдикалистского движения. Однако, когда в октябрьском выпуске 1908 г. появилось обращение о планируемом на 1909 год конгрессе, реакция на него была далеко не восторженной. В марте, за шесть месяцев до назначенного срока, полученная корреспонденция, относившаяся к конгрессу, была настолько мала, что Малатеста, Роккер, Шапиро и англичанин Джон Тёрнер опубликовали новое обращение на пяти языках, чтобы привлечь к нему внимание. К октябрю это обращение превратилось в мольбу о присылке денежной помощи и материалов для обсуждения, и в дальнейшем проект был заброшен.
Амстердамский конгресс, по сути, оказался более плодотворным для будущего революционного синдикализма: известные дебаты между Пьером Монаттом и Малатестой, между молодёжью и старой гвардией, позволили прояснить цели синдикализма, а выразительные антимилитаристские резолюции придали ему новую силу28. По итогам конгресса была основана газета «Международный бюллетень синдикалистского движения» (Le Bulletin International du Mouvement Syndicaliste), которая продолжала выходить без перерыва вплоть до начала войны.
Последний конгресс рассматриваемого периода постигла ещё более печальная судьба. Первоначально намеченный на сентябрь 1914 г. и ожидавшийся в Лондоне, он был отменён после того, как разразилась война. Как и прежде, было учреждено международное издание для подготовки конгресса и налаживания связей между радикалами из разных стран, в Европе и по ту сторону Атлантики. Ожидалось прибытие многих иностранных делегатов, и конгресс заранее был объявлен успешным. Однако не приходится удивляться, что основу повестки составляли те же самые спорные вопросы: целью было «изучить все формы, чтобы найти общую основу для анархической организации, и скоординировать все виды локальных действий с точки зрения международного соглашения между анархистами»29.
История международных анархических конгрессов, таким образом, подтверждает то, что можно предположить априори: в движении, основанном на либертарных и антиорганизационных принципах, и особенно в то время, когда лозунг стихийной индивидуальной инициативы получил широкое распространение среди анархистов, попытки создания официального Интернационала могли иметь лишь обратный эффект, выражающийся в безразличии или даже конфликтах. Свободные группы, неформальные связи и гибкие ассоциации до некоторой степени позволяли преодолеть этот организационный тупик.
Интернационализм в контексте: французские анархисты в Британии
Эмиграция французских анархистов в Британию служит хорошим пробным камнем трудностей и временами выдающихся достижений анархического интернационализма на низовом уровне. Горстка французских анархистов проживала в Британии с конца 1870-х, большинство из них задержалось здесь после всеобщей амнистии для коммунаров, объявленной в 1880 г. В течение 1880-х годов наблюдался устойчивый приток новых изгнанников. Самая значительная волна эмиграции имела место между 1892 и 1895 годами, в период анархистского бомбометания во Франции и последующих репрессий с принятием «злодейских законов» (lois scélérates) в 1894 г. Довольно сложно оценить, сколько анархистов бежало в Британию на протяжении данного периода. Около 450 человек, описываемых как французские анархисты-эмигранты, может быть установлено по отчётам полицейских осведомителей, отправляемым во Францию30, и современные исследователи дают сходные оценки.
Сравнительно небольшие сообщества анархистов в Британии (главным образом в Лондоне, Норидже, Бирмингеме и Глазго) и их лондонское окружение могут рассматриваться как репрезентативный пример – при исключительных обстоятельствах – провалов и успехов анархического интернационализма на практике. Эмигрантские группы действительно представляли собой французское анархическое движение в миниатюре, со всеми идеологическими и социальными особенностями. Это движение характеризовалось разделением на анархистов-коммунистов и индивидуалистов, оба данных течения были заметным образом представлены в Лондоне. Существовало также различие между рядовыми радикалами – одни из которых были длительное время связаны с движением, а другие нет – и, с другой стороны, теми, кто могли быть названы анархистской элитой, состоявшей из теоретиков, журналистов и активистов. Но что ещё важнее, лондонская анархическая среда была своего рода микрокосмом международного анархического движения в целом или, по крайней мере, его европейского крыла. Немцы присутствовали в Лондоне с 1879 г. и группировались вокруг Иоганна Моста, постепенно эволюционировавшего к анархизму. Имелись также итальянцы, выходцы из Восточной Европы плюс случайные эмигранты из Скандинавии и отдельные американские визитёры.
Этот британский эпизод характеризовался двойственным отношением к интернационализму, которое свидетельствовало об очевидном различии между интенсивными связями интернационального авангарда и, с другой стороны, ограниченным, но при этом решительным и ритуализированным интернационализмом основной массы участников. У большинства радикалов низового уровня преобладало чувство национальной обособленности. В этом отношении анархисты практически не отличались от других групп французских политических эмигрантов, бежавших в Британию в девятнадцатом столетии31. Они держались достаточно уединённо в эмигрантском гетто в Сохо, которое было красноречиво прозвано Маленькой Францией (La petite France). Французские компаньоны жили там вместе: на одних улицах (преимущественно на Шарлотт-стрит и Фицрой-сквер), нередко в одних и тех же домах. Часто они вместе и работали, предоставляя услуги своему сообществу. Существовали также французские лавки, снабжавшие их едой и новостями, такие как бакалея Виктора Ришара или книжный магазин Армана Лапи, который попутно служил местом встреч. В качестве альтернативы, они могли также объединяться в банды грабителей, которые действовали в Британии или, чаще, курсировали между Францией и Британией, иногда наведываясь и в Бельгию. Но даже эти коллективы оставались по преимуществу французскими. Если и привлекались представители других национальностей, то они обычно были бельгийцами либо итальянцами. Последние позднее, в 1880-е–1890-е годы, стали особенно близки к французам, поскольку Франция дала приют очень многим итальянским анархистам32, которые иногда вступали в местные радикальные группы. Связи с бельгийцами имеют аналогичное объяснение, поскольку между обеими странами в течение многих лет происходили интенсивные передвижения туда и обратно (особенно в Лионе)33.
Подобная изоляция объясняется несколькими обстоятельствами. Большинство анархистов-эмигрантов воспринимало своё положение как временное по сравнению с предшествующими поколениями изгнанников (например, коммунарами, большинство из которых было вынуждено оставаться в Англии с 1871 по 1880 г.). Эмигранты часто были знакомы друг с другом раньше и поэтому могли воссоздавать группы и связи, существовавшие до их отъезда. Имелся достаточно заметный контингент из парижского предместья Сен-Дени, в который входила даже целая семья. Многие из эмигрантов-парижан познакомились в Международном анархическом кружке, и некоторые из них были связаны с газетой «Пер Пенар» (Le Père Peinard). Другими словами, восстанавливались самодостаточные семейные, дружеские и идейные связи, перенесённые в эмиграцию.
И, конечно, играл свою роль языковой фактор. Языковой барьер между французскими анархистами и их британскими соратниками являлся как признаком, так и причиной подобной изоляции. Только элита французской общины, да и то не вся, говорила по-английски. Средний уровень знания английского языка плохо известен, но некоторое представление о нём может быть получено из отчётов полицейских осведомителей. Они написаны на таком плохом английском, что даже названия улиц, упоминаемые в них, постоянно искажаются: «street» часто превращается в «stret», «windmill» – в «vindemille» и т.д.
Некоторые видные товарищи, обычно наиболее интернационализированные среди всех, демонстрировали хорошее владение английским языком. Луиза Мишель в этом отношении занимала первое место. Речи, произносимые ею на международных конференциях, обычно переводились (часто шпионом-билингвом Огюстом Кулоном); её работы и статьи также переводились на английский либертарной поэтессой Луизой Бевингтон. Однако в её частной переписке обнаруживается несколько впечатляющих писем на английском34, и она, несомненно, брала какие-то уроки. Другой известный пример – Шарль Малато. Он написал воспоминания о своём пребывании в Англии, «Радости изгнания», заканчивающиеся ироничным французско-английским словарём, которому автор придал ярко анархическую окраску. Но в этой же книге Малато упоминает двух известных анархистов, Зо д’Акса́ и Армана Мата́, которые, по его словам, никогда не прилагали никаких усилий, чтобы изучить английский язык, и довольствовались заигрываниями с женщинами по всему городу, используя лишь несколько слов: «fish», «street», «cheese»35.
Более того, несмотря на все интернационалистские декларации, в центре внимания компаньонов по-прежнему оставалась Франция, и они проявляли мало интереса к стране своего пребывания, хотя степень их интернационализации была выше, чем у любых других эмигрантских сообществ36. Если эмигрантами во время пребывания в Британии было открыто пять газет – впечатляющая цифра в пропорциональном соотношении, – то они преимущественно были ориентированы на французскую политическую ситуацию. Даже товарищи с сильными интернациональными симпатиями временами скатывались к национальным предрассудкам и самосегрегации: так, Эмиль Пуже сокрушался по поводу британской холодности и воспроизвёл многие неистребимые стереотипы об англичанах в лондонской серии выпусков «Пера Пенара», критикуя еду, погоду и неприветливость людей37. Другим примером является работа интернационального анархического объединения в Лондоне – клуба «Автономия» (на Уиндмилл-стрит, позднее на Шарлотт-стрит), разделённого на национальные секции, каждая из которых собиралась в определённый день недели. В отношениях между секциями, однако, не было никакой враждебности: многие из них, к примеру, брали уроки французского38, и все товарищи регулярно собирались вместе для проведения специальных мероприятий.
Некоторые формы интернационального сотрудничества применялись на низовом уровне. Политические связи между эмигрантскими и местными организациями были установлены очень рано. Гюстав Броше сыграл заметную роль в подготовке Лондонского конгресса 1881 года и присоединился к британской Социалистической лиге уже в 1885 г. В её рядах он был активным участником, поддерживал связь с французским движением (он регулярно отправлял корреспонденцию в парижскую «Социальную революцию»), делал доклады по истории рабочего класса на заседаниях секции, а также исполнял французские революционные песни на особых собраниях. Другим разносторонним и двуязычным французским участником – какие бы скрытые цели он ни преследовал – был Огюст Кулон, позднее разоблачённый как агент полиции. Прежде чем начать работать на английскую полицию, он вступил в дублинскую секцию Лиги в 1885 г. и позднее стал постоянным сотрудником газеты «Содружество» (Commonweal) и докладчиком секции. Более примечательным является участие Огюста Борда, весьма радикального активиста, пытавшегося навести мосты между организацией и интернациональными кругами в Лондоне, несмотря на свой достаточно посредственный английский39. Его усилия олицетворяют собой попытку наладить международное сотрудничество между представителями рабочего класса.
Интернационализм товарищей утверждался, в первую очередь, посредством символических собраний. Это подчёркивает важность комментария – довольно необычного, – сделанного одним из полицейских осведомителей относительно лондонского окружения эмигрантов: «Группировка по национальностям покажется удивительной тем, кто видит в анархии прежде всего интернационалистическую идею […]. Провозглашение всеобщей солидарности не означает повсеместного общения. В то время как язык, манеры и образ мыслей заставляют их объединяться соответственно своему происхождению, они собираются вместе для общих дискуссий, больших переговоров или представлений»40. Хотя это описание не может отразить методы, практикуемые элитой, оно достаточно точно отражает состояние на массовом уровне движения.
Мероприятия международного характера обычно проводились в даты, имевшие большое значение для интернационального анархического движения; так, ежегодно проходили празднования и памятные церемонии 18 марта (годовщина начала Парижской коммуны), 1 мая (дата, назначенная в 1889 г. для проведения общенациональных стачек) или 11 ноября (день памяти четырёх анархистов, казнённых в Чикаго в 1887 г.). Эти события собирали вместе ораторов от всех национальностей, представленных в Лондоне. Луиза Мишель обычно выступала от Франции. Англию представляли Дэвид Николл, Джон Тёрнер, Чарльз Моубри или даже Уильям Моррис (до его смерти в 1896 г.). Яновский или Вильям Весс озвучивали позицию радикалов Ист-Энда. Испанцы были представлены Тарридой дель Мармолем. Кропоткин, бывший, вероятно, самым всеохватным оратором, связывал воедино чаяния ист-эндских радикалов (как русский эмигрант и специалист по российским делам, он тесно сотрудничал с ними), британских групп (он занимал центральное положение в британском анархическом движении как редактор «Свободы» (Freedom), его главного издания), а также французов (он поддерживал связи со многими их ведущими активистами начала 1880-х, такими как Луиза Мишель, Поль Реклю, Огюстен Амон). Проводились также особые мероприятия, такие как благотворительные балы или «приёмы» с пропагандистскими целями и митинги протеста против отдельных фактов произвола.
Для примера можно взять календарь интернационального активиста на 1891 год, реконструируемый по номерам «Свободы»: январский выпуск сообщает о годовщине чикагских событий в Эдинбурге, где выступал шотландский радикал Сирил Белл наряду с другими британскими анархистами. Собрание было закрыто французским эмигрантом Филиппом Лебо, исполнившим французскую революционную песню «Карманьола». В марте интернациональные группы организовали митинги в память о Коммуне 1871 года. Один из лондонских митингов прошёл в Институте Саут-Плейс, собрав нескольких британских товарищей (Джона Тёрнера, Тома Пирсона, Джеймса Блэкуэлла…), француженку Луизу Мишель, итальянца Малатесту, немца Иоганна Трунка, россиянина Саула Яновского и, конечно, Кропоткина41. В апреле был анонсирован Лондонский международный анархический конгресс; на него должны были собраться «члены лондонских и провинциальных английских групп, немцы, итальянцы и французы», чтобы обсудить «действия английских анархистов на Первое мая»42. Отчёты о провинциальных мероприятиях в память Коммуны также засвидетельствовали международное сотрудничество: в Эдинбурге собрание проходило под председательством французских коммунаров Лео Мелье и Лебо43. В Лондоне акции радикалов-интернационалистов смогли даже выйти за пределы анархистских кругов, в основном благодаря присутствию именитых иностранных деятелей: празднование 18 марта, устроенное тяготевшей к марксизму Социал-демократической федерацией (СДФ), дало возможность увидеть выступления Джорджа Бернарда Шоу, Генри Гайндмана и Луизы Мишель. На первомайской трибуне анархистов в Гайд-парке произнесли речи британцы Томас Кантуэлл, Сэм Мейнуоринг и Дэвид Николл, равно как и Луиза Мишель, Кропоткин, Яновский и Весс44. Эти интернациональные ритуалы продолжались долгое время после того, как миновала пора расцвета эмиграции: уже в 1912 г., 20 лет спустя, память о «чикагских убийствах» почтило международное собрание, в числе выступавших на котором были Малатеста, Таррида дель Мармоль, Рудольф Роккер и француженка мадам Сорг наряду с несколькими британскими радикалами. Это позволяет предположить, что памятные мероприятия, эмоциональная и политическая функция которых в национальном контексте хорошо известна – служить боевым кличем, интерпретируемым в соответствии с текущими обстоятельствами и потребностями45, – также выполняли важную консолидирующую функцию в интернациональном масштабе.
Этот сильно ритуализированный международный радикализм показывает, что на данной стадии своего развития анархическое движение обладало символами, которые были значимыми для всех национальностей, даже если они были приспособлены для скромных нужд политической коммуникации. Более того, тот факт, что Франция стала сценой событий Парижской коммуны, в определённом смысле ставил французских радикалов в центр проводимых мероприятий46, равно как и их необычайный энтузиазм в отношении 1 Мая. Тем не менее, несмотря на все контакты между рядовыми участниками, очевидно, что эти интернациональные инициативы оказались бы невозможными без присутствия и харизмы самых известных активистов. Именно они сплачивали вокруг себя радикалов из разных стран. Международная солидарность была поэтому во многих отношениях элитарным феноменом, который просачивался в массы и перенимался менее известными участниками движения.
Влияние международных связей: пример синдикализма
Как следствие, именно изучение достижений элиты позволяет понять истинную степень вовлечённости в международное сотрудничество. В то время как совместные действия радикалов на низовом уровне отличались шаблонностью, а успехи так называемых Анархических Интернационалов были довольно посредственными, горстка интернациональных активистов, используя свои сети и связи, внесла большой вклад в развитие анархизма, как на национальном, так и на международном уровне.
Франко-британское происхождение синдикализма даёт нам самый поразительный пример такого плодотворного интернационализма, шедшего по нарастающей. Среди других примеров может быть названа либертарная педагогика – главная забота анархистов в начале двадцатого века, она во многом обязана франко-британским связям, осуществлявшимся при посредничестве испанцев Франсиско Феррера и Лоренсо Портета. Франко-британское сообщество проделало также большую работу по организации протестов против правительственных репрессий в Испании и созданию автономных либертарных коллективов.
Синдикализм начал делать успехи с середины 1890-х годов, особенно во Франции. Британия пережила поразительный расцвет синдикалистского радикализма накануне Первой мировой войны, во время Великих рабочих волнений. Синдикализм частично происходил от анархизма, с которым его объединяло резкое неприятие политических институтов как средства улучшения положения рабочих; в качестве замены им предлагалось прямое действие, преимущественно в виде бойкота, саботажа и всеобщей стачки47. Французский синдикализм ретроспективно ассоциируется с теоретическими исканиями философов Жоржа Сореля и Юбера Лагарделя, однако источники, относящиеся к самым ранним годам французского анархо-синдикализма, свидетельствуют о недооценённой важности иностранных влияний на разработку его теории. Наряду с австралийским и американским движениями, пример британских профсоюзов оказал большое влияние на первых пропагандистов анархо-синдикализма во Франции, и позднее эта идея вернулась обратно в Британию, чтобы служить другим целям, в иной политической и индустриальной среде. И что важнее всего, синдикализм достиг успеха в двух разных странах, имевших резко отличавшиеся профсоюзные структуры.
Неформальное международное сотрудничество было крайне важным для эволюции анархо-синдикализма на всех стадиях. Некоторые из его составляющих были выработаны уже антиавторитарным крылом Первого Интернационала: например, общие принципы, что объединения рабочих должны преодолевать границы, быть независимыми от государства и что их освобождение должно быть завоёвано «самим рабочим классом». Необходимость революционных рабочих союзов неоднократно подчёркивалась антиавторитарным Сент-Имьерским Интернационалом48. Но ко времени Лондонского конгресса 1881 г. и в последующее десятилетие анархисты обычно выступали против работы в профессиональных союзах, которые рассматривались как реформистские, враждебные революции учреждения, поскольку они побуждали рабочих сосредотачиваться на частичных, паллиативных мерах улучшения их жизни. Во Франции британские тред-юнионы воспринимались как настоящее воплощение социального консерватизма и вследствие этого вызывали сильную враждебность.
В то же время некоторые анархисты по обе стороны Ла-Манша уже были вовлечены в профсоюзы, тем более что 1884 г. ознаменовался легализацией синдикатов во Франции. Эмиль Пуже участвовал в создании рабочего союза ещё в 1879 г. В парижском предместье Сен-Дени несколько анархистов организовали Синдикат чернорабочих – революционный союз неквалифицированных рабочих и безработных49. Жозеф Тортелье, видный парижский анархист, являлся весьма активным участником союза плотников и одним из первых пропагандистов всеобщей стачки50.
Эта тенденция усилилась в конце 1880-х годов. Первым фактором, подталкивавшим в данном направлении, были негативные последствия вспышки анархистского терроризма, который охватил Францию и привёл к растущей маргинализации анархистов. Другим весьма существенным мотивом был пример британского социального движения. Действительно, конец 1880-х характеризовался невиданным всплеском профсоюзной активности в Британии, с массовыми забастовками 1886–1889 гг. и последующей мощной волной профессиональной организации. Впервые неквалифицированные рабочие стали вступать в профсоюзы, прежде бывшие заповедником рабочей элиты. Кроме того, профсоюзы стали занимать куда более агрессивную позицию, и получившая широкую огласку стачка докеров 1889 г. продемонстрировала многим революционный потенциал профессиональных союзов. В том числе и Кропоткину51. Он начал распространять эти взгляды в Британии, выступая на конференциях и в своей ежемесячной газете «Свобода». Поскольку Кропоткин был тесно связан с Жаном Гравом, редактором одной из важнейших французских анархических газет «Бунтовщик» (Le Révolté), они совместными силами вели пропаганду начиная с 1890 г. Они обменивались друг с другом статьями и перепечатывали их, таким образом склоняя своих читателей на сторону анархо-синдикализма52.
Во Франции представление о том, что анархисты должны вступать в профсоюзы и распространять в них революционные идеи, нашло поддержку в Международном анархическом кружке – местной радикальной группе, которую посещали французы и итальянцы. Кружок стал также главной площадкой для дебатов об анархо-синдикализме. Основанный в начале 1889-го, он распался к 1892 г., но в течение нескольких месяцев большинство ведущих анархо-синдикалистских радикалов, входивших в него, перебрались в Лондон, чтобы избежать репрессий против анархистов во Франции. В их числе были не только деятели первого эшелона, такие как Пуже, Поль Реклю, Виар и Мишель Зевако, но и менее известные личности – хотя они, похоже, играли в то время важную роль, – такие как Шарверон, Тенневен, Бидо и Гардера53.
Лондонские годы предоставили возможность укрепить эту новую стратегическую ориентацию. Французские анархо-синдикалисты познакомились со своими британскими соратниками, такими как Чарльз Моубри или Джон Тёрнер из Социалистической лиги, которые в течение нескольких лет читали неквалифицированным рабочим и ист-эндским пролетариям лекции об анархизме и анархо-синдикализме. Некоторые из них часто посещали Кропоткина, ставшего убеждённым сторонником синдикализма, или Малатесту, который с середины 1880-х склонялся к более структурированной организации54. Клуб «Автономия» несколько раз становился местом проведения международных собраний, посвящённых проблемам анархо-синдикализма55.
Французские и британские радикалы эволюционировали в одном идейном направлении, но по разным причинам, хотя для всех них проникновение в профсоюзы было способом установить прочную связь с рабочими. Для британских активистов синдикализм был ответом на ограниченность «новых профсоюзов», начавшую проявляться в это время, средством борьбы против профсоюзной иерархизации и бюрократизации, а также способом противодействия реакции собственников, которая последовала за революционной вспышкой 1889 г.56. Французам же анархо-синдикализм казался более перспективным направлением, поскольку французская профессиональная организация была молодой и не подчинялась парламентской гегемонии. Децентрализованная структура французского профсоюзного движения также соответствовала федералистскому идеалу, общему для анархизма и анархо-синдикализма57. Кроме того, французские профсоюзы пользовались преимуществами легального положения, тогда как чисто анархические действия стали невозможными вследствие репрессивных законов58.
Результатом интенсивного идейного обмена стала пропаганда Эмиля Пуже. Она была с успехом развёрнута в газете, выпуск которой был возобновлён им в эмиграции, – лондонской серии «Пера Пенара». Во втором номере этого влиятельного издания, за октябрь 1894 г., Пуже открыто встал на сторону анархической работы в профсоюзах: «Единственное место, которое может предоставить большие возможности товарищам, практически лишённым таковых в настоящее время, – это синдикальная камера (chambre syndicale) их профессии […]. Когда кто-либо заявляет, что все политические группировки – это ловушки для дураков, что единственной реальностью является экономика, то для него нет лучшей опоры, чем профессиональное сообщество. Мы были чертовски неправы, ограничивая себя группами единомышленников. Такие группы не имеют корней в народных массах…»59. Британское влияние на Пуже было очевидно; британские профсоюзы продемонстрировали ему, в первую очередь, способность диктовать свои условия на переговорах, которую они приобрели благодаря своим денежным средствам и благодаря тому, что вели дела напрямую с работодателями, без какого-либо государственного вмешательства: «В Лондоне с прошлого года магазины стали закрываться в четверг после полудня. Чтобы добиться этого, рабочие решали вопрос со своими хозяевами, а не с государством. Вот почему они добились успеха»60.
Далеко не случайная, манера ссылаться на успехи британских профсоюзов занимала центральное место в анархо-синдикалистской пропаганде Пуже в последующие годы, и она была перенята другим ведущим приверженцем анархо-синдикализма во Франции, Фернаном Пеллутье. После возвращения во Францию Пуже возобновил свою журналистскую активность; как в «Пере Пенаре», так и в своём новом еженедельнике «Социаль» (La Sociale), он использовал британский пример, чтобы разъяснить, чем должен быть анархо-синдикализм и почему61. Он также заимствовал британские традиции борьбы трудящихся, такие как саботаж (go-canny), ставший одним из столпов синдикализма62. Что касается Пеллутье, то хотя он и не испытал такого влияния британского профдвижения, он всё же опубликовал в своём ежемесячнике «Рабочий двух миров» (L’Ouvrier des Deux Mondes) книгу либерального экономиста Поля де Русье, посвящённую британским профсоюзам.
Ссылки на Британию исчезли, как только анархо-синдикализм набрал силу и стал доминировать во французском профсоюзном объединении ВКТ. К тому времени британские анархо-синдикалисты уже находились под сильным влиянием теорий своих французских коллег, и интернациональные анархические группы в Лондоне поддерживали их работу63. Их пропаганда усилилась в начале 1900-х, в благоприятной обстановке, созданной ухудшением экономического положения и условий труда в Британии, очевидным соглашательством парламентского социализма, а также недостатком демократии в новых профсоюзах и их ещё очень высокой элитарностью, которая всё сильнее давала о себе знать64. Лондонский еженедельник «Голос труда» (The Voice of Labour) выступал с безжалостной критикой парламентского социализма и тред-юнионов; он имел обыкновение проводить параллели между Францией и Британией и призывал британских рабочих перенять синдикализм. Французский корреспондент издания Аристид Пратель активно защищал эту позицию: «[В новом году мы желаем], конечно же, увидеть, как рабочие по ту сторону Ла-Манша убедятся в том, что никто, кроме них самих, и ничто, кроме их собственной силы, не способны принести им свободу и справедливость. Мы желаем, чтобы они, присоединившись к здешним рабочим, смогли признать, что не существует никаких ниспосланных небом людей, которые принесут им счастье и благоденствие, если пройдут благодаря их голосам в парламент. Как во Франции, так и в Англии опыт показал, что от подобных людей никогда нельзя ожидать положительных результатов, какими бы социалистами они себя ни выставляли»65. После 1907 г. связи между разными синдикалистскими движениями были укреплены благодаря публикации ежемесячного листка, «Международного бюллетеня синдикалистского движения», который издавался во Франции склонявшимся к анархизму синдикалистом Христианом Корнелиссеном.
К вдохновлённой французским примером пропаганде британских анархо-синдикалистов вскоре присоединились некоторые профсоюзные деятели, в первую очередь Том Манн. Манн, кажется, впервые познакомился с французскими анархистами в 1896 г. на Лондонском конгрессе Второго Интернационала, где он, наряду с Джеймсом Кейром Харди, оказался одним из немногих «парламентских» социалистов, которые протестовали против изгнания анархистов с конгресса и из Интернационала. По этому случаю он посетил несколько анархистских собраний. В следующим году несколько анархистов, в их числе Малатеста, попросили Манна прочесть лекции в его лондонском клубе «Почин». Связи Манна с анархистами и французскими анархо-синдикалистами стали ещё более тесными после 1910 г., когда он вернулся в Европу после нескольких лет пребывания в Австралии. Австралийский опыт значительно улучшил отношение Манна к профсоюзному движению, побудив его полностью отойти от парламентской борьбы, в первую очередь из-за свидетельств несостоятельности правительственного арбитража66, и сделать акцент на индустриальном активизме (то есть на идее, что профсоюзы одной отрасли должны быть слиты в единую организацию).
По возвращении Манн встретился с членами ВКТ во Франции. К тому времени он уже начал публиковать статьи в одном из главных французских синдикалистских журналов «Рабочая жизнь», где излагал свои впечатления об австралийском рабочем движении, используя их, чтобы обосновать необходимость слияния. После посещения ВКТ он начал пропагандировать эти взгляды и в Британии, выступая на конференциях и издавая свои ежедневники «Транспортный рабочий» (The Transport Worker), «Синдикалист» (The Syndicalist) и «Индустриальный синдикалист» (The Industrial Syndicalist). Летом 1911 г. он совместно с Гаем Боуменом основал Индустриальную синдикалистскую лигу образования (ИСЭЛ), призванную распространять индустриальный синдикализм в Британии. Пример Франции задавал тон всей его пропагандистской работе67; главными его заимствованиями стали идеи индустриальной солидарности и прямого действия, антимилитаристская пропаганда ВКТ также популяризировалась в Британии. Распространению французского синдикализма способствовала и активная пропаганда мадам Сорг, яркой женщины, проповедовавшей прямое действие и рабочую солидарность по всей стране. Она особенно отличилась во время халлской стачки докеров в 1911 г.68. Волна рабочих волнений после 1911 г. принесла большую известность Манну и работе ИСЛО, даже если эти выступления не были её прямым результатом.
По далеко не последней иронии судьбы, к тому времени, как Манн начал подражать ей, ВКТ вступила в период тяжёлого кризиса, вызванного комбинацией финансовых скандалов, внутренних распрей между революционерами и реформистами, недостатка международной интеграции и откровенного несоответствия между революционными лозунгами и весьма рутинной повседневной работой конфедерации69. Самый острый момент кризиса совпал с пиком рабочих волнений в Британии. Последним отводилось всё более заметное место в периодике французских синдикалистов, редакторы которой и раньше стремились держать своих читателей в курсе международных событий. Но теперь эти события стали центральной темой главных синдикалистских изданий: «Синдикалистской борьбы» (La Bataille Syndicaliste), «Рабочей жизни» (La Vie Ouvrière) и «Голоса народа» (La Voix du Peuple). В ходе Великих рабочих волнений агитация зарубежных синдикалистов из события, вызывающего интерес, превратилась в пример для подражания, и французские сэжэтисты (члены ВКТ) стали уделять особое внимание их достижениям в плане профсоюзного строительства, активизма и отраслевой солидарности70.
Заключение
Происхождение синдикализма свидетельствует о постоянстве анархистских и анархо-синдикалистских связей, пересекавших Ла-Манш, и показывает, что теории и практики борьбы не нуждались в формальной организационной структуре, чтобы путешествовать через границы. Что, конечно, не снимает вопроса о том, позволило ли это развить идеи синдикализма настолько, чтобы сделать их действительно значимыми на низовом уровне71 и в практике повседневной борьбы72. Несмотря на всё, годы, проведённые французскими анархистами в Лондоне, продемонстировали сложность практического применения интернационалистских лозунгов для рядовых участников, даже при благожелательном отношении к ним окружения. Кроме того, в Британии влияние синдикализма оставалось незначительным до его переработки в гильдейский социализм в послевоенные годы73, а французская ВКТ оставалась сравнительно малочисленной на протяжении рассматриваемого периода. Тем не менее, если брать только идеологический уровень, эти теории имели влияние на профсоюзных лидеров и теоретиков, и их транснациональный генезис незаслуженно был обойдён вниманием. Но, как и в случае с чистым анархизмом, проблема теперь заключалась в создании международной организации, которая объединила бы эти движения и сделала их действительно эффективными; и вновь плодотворный обмен радикальными тактиками можно было противопоставить старательным, но малоуспешным попыткам координации различных национальных синдикалистских движений накануне Первой мировой войны74, хотя Международное синдикалистское информационное бюро было образовано уже в 1913 г. Прежде чем объединение стало реальностью, в 1914 году ВКТ присоединилась к «священному союзу» и практически единодушно поддержала мобилизацию, единственная из всех европейских синдикалистских организаций75.
В высшей степени парадоксально, что в то время, когда работы о локальных и национальных анархических движениях постоянно подчёркивают важность сетевой организации, кругов общения и неформальных групп, и несмотря на тот бум, который недавно начался в изучении транснациональной истории рабочего класса, историки международного анархизма оказались неспособны оценить эти факторы должным образом. Этот аспект лишь рассматривается мимоходом или затрагивается в биографических исследованиях, которые могут дать нам только приблизительный набросок того, что́ представляла собой преимущественно элитарная, но всё же весьма насыщенная международная коммуникация радикалов. Транснациональный подход особенно востребован в случае таких движений, как анархизм и синдикализм, которые развивались благодаря распространению иностранных моделей и которые многим были обязаны международным мигрантам и изгнанникам как агентам данного процесса76. Это ещё один довод в пользу того, чтобы пересмотреть историю рабочего класса в свете трансграничных взаимодействий, международных обменов и политических трансферов77. И это также индикатор лучшего понимания методов его борьбы, достичь которого можно благодаря применению понятия «сеть» как способу детализировать историческую биографию.
ПРИМЕЧАНИЯ
1 Во Франции существует плодотворная школа региональных исследований, ярким примером которой является неопубликованная докторская диссертация René Bianco, Le mouvement anarchiste à Marseille et dans les Bouches-du-Rhône (1880–1914), Université de Provence, 1977, 438 p. См. неопубликованные диссертации в Библиотеке Жана Метрона (Bibliothèque Jean Maitron) в Париже.
2 Это обращение использовалось среди французских анархистов. Оно обычно переводится как «товарищ» или «компаньон».
3 См.: Susan Milner, The Dilemmas of Internationalism. French Syndicalism and the International Labour Movement, 1900–1914, Oxford, Berg, 1990, 260 p., ch. 8.
4 Это неофициальное обозначение не стоит смешивать с тем, что используется в отношении движения воинствующих католиков: Emiel Lamberts, ed., The Black International 1870–1878: The Holy See and militant Catholicism in Europe, Leuven, Leuven UP, 2002, 515 p.
5 См. пример подобного подхода: George Woodcock, Anarchism, Harmondsworth, Penguin, 1970 (2nd ed.), ch. 9.
6 Ibid, p. 256. Аналогичным образом Max Nomad, “The Anarchist Tradition”, in M. Drachkovitch, ed., The Revolutionary Internationals 1864–1943, Oxford, OUP, 1966, p. 57–92, признаёт идейное наследие анархизма, но фокусирует своё внимание на организационных тупиках, в которые зашло движение, и не ставит вопрос о влиянии либертарных идеалов на радикальные организации.
7 Michel Cordillot, ed., La Sociale en Amérique. Dictionnaire biographique du mouvement social francophone aux Etats-Unis (1848–1922), Paris, L’Atelier, 2002, 431 p. Подобный подход применялся и к европейскому анархизму: Carl Levy, “Malatesta in London: The Era of Dynamite”, in L. Sponza & A. Tosi, eds., A Century of Italian Immigration to London 1880s–1980s. Five Essays. Supplement to The Italianist, 1993, nr. 13, p. 25–39.
8 George Haupt, Aspects of International Socialism, Cambridge, CUP, 1986, p. 81–100.
9 О взглядах Бакунина на национализм в отношении к интернационализму см.: Michael Forman, Nationalism and the International Labor Movement, Pennsylvania, Pennsylvania State UP, 1998, p. 22–41; Jean Caroline Cahm, “Kropotkin and the anarchist movement”, in E. Cahm and V. Fišera, eds., Socialism and Nationalism, Nottingham, Spokesman, vol. 1, 1978, p. 50–68, рассматривает концепцию Кропоткина. В этом же издании (Roger D. Thomas “French revolutionary Socialists and the Revolutionary Tradition, 1789–1871”, p. 10–21; John Schwarzmantel “Nationalism and the French working-class Movement, 1905–1914”, p. 65–80) анализируются воззрения на национализм французских социалистов. См. также: Eric Cahm, “Socialism and the nationalist Movement in France at the time of the Dreyfus Affair”, Ibid., p. 48–64; Carl Levy, “Anarchism, internationalism and nationalism in Europe, 1860–1939”, in Australian Journal of Politics and History, vol. 50, September 2004, issue 3, p. 330–342. Хочу поблагодарить Уэйна Торпа, указавшего мне на эти работы.
10 An Anarchist Manifesto, London, 1895.
11 G.D.H. Cole & Raymond Postgate, The Common People, 1746–1946, London, Methuen & Co, 1961 (1938), p. 374–76.
12 Max Nettlau, Anarchisten und Sozialrevolutionäre: die historische Entwicklung des Anarchismus in den Jahren 1880–1886, S.l., Bibliothek Thélème, 1996 (1931), p. 202.
13 La Révolution Sociale, 8 May 1881. Перевод мой. – К. Б.
14 Ibid.
15 Ibid., 23 May 1881.
16 Ibid., 29 May 1881.
17 M. Nettlau, Anarchisten, op. cit.
18 Amsterdam, Internationaal Instituut voor Sociale Geschiedenis (IISG), Amsterdam, Gustave Brocher Archive, “1881 London Congress”, n.d.
19 Archives of the Préfecture de Police (PPo), Paris, BA 435.
20 Gaetano Manfredonia, L’individualisme anarchiste en France, unpublished doctoral thesis, Institut d’Etudes Politiques de Paris, 1984, p. 40.
21 Les Temps Nouveaux, 1–7 April 1899. Перевод мой. – К. Б.
22 Freedom, December 1899.
23 Bulletin de l’Internationale Libertaire, October 1906. Перевод мой. – К. Б.
24 Ibid., November 1906.
25 Ibid, February 1907.
26 Bulletin de l’Internationale Anarchiste, 31 January 1908.
27 Ibid.
28 Wayne Thorpe, The Workers Themselves, Dordrecht, Boston, Kluwer Academic and IISG, 1989, p. 31–32; M. Antonioli & A. Mieville, eds., Anarchisme et syndicalisme. Le congrès anarchiste international d’Amsterdam (1907), Rennes, Editions du Monde Libertaire, 1997, p. 107–120.
29 Bulletin du Congrès Anarchiste International, nr. 2, July 1914.
30 PPo, BA 1508, BA 1508.
31 См.: Fabrice Bensimon, “Les réfugiés du Printemps des Peuples à Londres”, in Revue Française de Civilisation Britannique, vol. 12, autumn 2003, nr. 3, p. 35–48; S. Freitag & R. Muhs, eds., Flotsam of Revolution. European Exiles in Mid-Victorian England, New York, Berghahn Books, 2001, 256 p.; P. K. Martinez, Communard Refugees in Great-Britain, unpublished doctoral thesis, Sussex University, 1981, 630 p.
32 PPo, BA 1510, “Italiens anarchistes réfugiés à Londres”; René Bianco, Le mouvement anarchiste, op. cit.
33 PPo, BA 1510, “Anarchistes en Belgique”; Marcel Massard, Histoire du Mouvement Anarchiste à Lyon (1880–1894), unpublished masters’ thesis, Université de Lyon, 1954, 220 p. О франко-бельгийских анархистских связях см.: Jan Moulaert, Le Mouvement anarchiste en Belgique, Ottignies, Quorum, 1996, 415 p.
34 Amsterdam, IISG, Louise Michel Collection, letter to Saxe, 31 July 1901.
35 Charles Malato, Les Joyeusetés de l’Exil, Paris, Stock, 1897, p. 49–50.
36 Для сравнения с др. национальностями см.: Andrew Carlson, Anarchism in Germany, Metuchen, N.J., Scarecrow Press, 1972, vol. 1, 448 p.
37 Père Peinard, London Series, September and October 1894.
38 Freedom, September 1891.
39 Amsterdam, IISG, Socialist League Archive, Correspondence, nr. 882a.
40 PPo, BA 1508, 25 January 1894. Перевод мой. – К. Б.
41 Freedom, March 1891.
42 Ibid., April 1891.
43 Ibid.
44 Ibid., June 1891.
45 G. Haupt, “The Commune as symbol and example”, in Aspects… op. cit., p. 23–47; Michel Winock, Le socialisme en France et en Europe, XIXe–XXe siècles, Paris, Seuil, 1992, p. 179–243; A. Corbin, N. Gerome & D. Tartakowsky, eds., Les usages politiques des fêtes aux XIXe–XXe siècles, Paris, Publications de la Sorbonne, 1994, 440 p.; Jacques Rougerie, “La Commune et la Gauche”, in J.-J. Becker & G. Candar, eds., Histoire des gauches en France, vol. 1, Paris, La Découverte, 2004, p. 95–112.
46 Мишель Кордийо отмечает сходные явления в случае французской социалистической эмиграции в Соединённых Штатах: Michel Cordillot, “Les socialistes franco-américains, 1848–1917: particularismes nationaux, pluri-ethnisme, internationalism”, in M. Cordillot & S. Wolikow, eds., Prolétaires de tous les pays, unissez-vous? Les difficiles chemins de l’internationalisme, 1848–1956, Dijon, EUD, 1993, p. 20–26 (25).
47 См.: Wayne Thorpe & Marcel Van der Linden, “The Rise and Fall of Revolutionary Syndicalism”, in W. Thorpe & M. Van der Linden, eds., Revolutionary Syndicalism. An International Perspective, Aldershot, Scolar Press, 1990, p. 1–24. Вслед за Торпом и ван дер Линденом, на этой начальной стадии синдикализм определяется в самом общем смысле, как обозначение всех революционных рабочих движений прямого действия. При этом не стоит игнорировать важность более позднего замечания ван дер Линдена о необходимости более специфического подхода (“Second thoughts on Revolutionary Syndicalism”, in Marcel Van der Linden, Transnational Labour History, Aldershot, Ashgate, 2003, p. 71). Были сделаны попытки уточнить это общее понятие, чтобы очертить различия между французской и британской интерпретациями синдикалистских идей, но самое общее определение данного термина важно для нас как отправная точка.
48 См.: Émile Pouget, Le Parti du Travail, Paris, Editions CNT, 1997 (1905), p. 214–216; W. Thorpe, The Workers, op. cit., p. 37.
49 Jean Maitron, Histoire du Mouvement Anarchiste en France, vol. 1, Paris, Maspero, 1975, p. 265–269; Antony Lorry, Recherches sur les anarchistes et les syndicats en banlieue nord de Paris (1880–1912), unpublished master’s dissertation, Université Paris XIII, 1995, p. 20–25.
50 Jean Maitron et al., Dictionnaire Biographique du Mouvement Ouvrier Français, 1880–1914 (DBMOF); Jean Maitron, Ravachol et les anarchistes, Paris, Gallimard, 1992 (2nd ed.), p. 121–135.
51 John Burns & Peter Kropotkin, La Grande Grève des Docks, Bruxelles, Temps Nouveaux, 1897, p. 31.
52 P. Kropotkin, “Ce que c’est qu’une grève”, in La Révolte, 21 September 1889.
53 PPo, BA 1506, “Cercle International Anarchiste”. См. отдельные биографии в DBMOF.
54 C. Levy, Malatesta, op. cit., p. 30; G. Manfredonia, L’individualisme, op. cit., p. 90–103; Pietro Dipaola, Italian Anarchists in London, 1870–1914, unpublished doctoral dissertation, Goldsmith University, 2004, p. 68–72, 166–168.
55 Одна из таких встреч, на которой присутствовали Луиза Мишель, Кропоткин, Моубри, Малатеста и франко-итальянский публицист Малато, описывается в декабрьском выпуске «Свободы» за 1892 г. Принятая резолюция гласила: «Если мы хотим победить, мы должны распространять наши идеи в профессиональных союзах и других ассоциациях рабочих. Лишь используя это средство, мы можем сделать социальную революцию успешной, когда она наступит».
56 Об ограниченности «новых профсоюзов» и о том, как она прокладывала путь синдикалистским идеям, см.: Eric Hobsbawm, “New Unionism Reconsidered”, in H.G. Husung & W. Mommsen, eds., The Development of Trade-Unionism in Great-Britain and Germany, 1880–1914, London, Allen and Unwin, 1985, p. 13–31. См. также: Sidney Pollard, “The New Unionism in Britain: its economic background”, Ibid., p. 31–52; Matthew Thomas, Anarchist Ideas and Counter-Cultures in Britain, 1880–1914, London, Ashgate, 2005, p. 151–156.
57 W. Thorpe, The Workers, op. cit., p. 24.
58 См.: Émile Pouget, Père Peinard, London Series, October 1894.
59 Ibid.
60 Ibid.
61 См., например: Père Peinard, 26 July 1897: «Как я уже говорил: друзья, давайте посмотрим на то, что делают англичане […]. Они доказывают экспериментально, что от вас требуется лишь толика храбрости, чтобы выстоять против своего хозяина. В то время как во Франции социалисты впустую тратят свои силы, пытаясь взобраться на столб с подарками, англичане, которые значительно более практичны, ни на йоту не заинтересованы в государстве: они прямо идут против капиталистов. И тем лучше для них! Когда же французские молодцы станут достаточно сильны, чтобы последовать их примеру?» Перевод мой. – К. Б.
62 См. его брошюру 1905 г. «Саботаж»: «Никоим образом нельзя думать, будто саботаж – это товар парижской марки. В действительности, если уж об этом говорить, он является теорией, импортированной из Англии, и уже долгое время практикуется по ту сторону Ла-Манша, где он известен под названием “go-cannie” – шотландское выражение, которое буквально означает “работай полегоньку”». Émile Pouget, Sabotage, Arturo M. Giovannitti tr., Chicago, Kerr, c. 1915.
63 Лондонская газета «Всеобщая стачка» (La Grève Générale, 1902), основанная несколькими французскими радикалами, представляет собой пример эмигрантской синдикалистской пропаганды.
64 Joseph White, “Syndicalism in a mature industrial setting: the case of Britain”, in W. Thorpe and M. van der Linden, Revolutionary Syndicalism, op. cit., p. 101–118.
65 The Voice of Labour, 18 January 1907.
66 После возращения Манна из Австралии Корнелиссен сообщал: «В колониях, управляемых, казалось бы, рабочими правительствами, он обнаружил плачевное состояние дел в смысле освобождения трудящихся, и вернулся оттуда решительно настроенным против парламентаризма… только экономическая организация, при социальном законодательстве или без него, может принести результаты». Bulletin International du Mouvement Syndicaliste, 5 June 1910. Перевод мой. – К. Б.
67 «Наш товарищ желает лично изучить французский синдикализм, поскольку он хочет полностью реорганизовать английское профсоюзное движение в соответствии с французской моделью и примером американских ИРМ», Ibid. См. также газеты «Синдикалист» и «Индустриальный синдикалист» или собственные комментарии Манна о французском синдикализме.
68 Ibid., 25 September 1910; Yann Beliard, “Outlandish ‘isms’ in the City: How Madame Sorgue contaminated Hull with the virus of Direct Action”, in Recherches Anglaises et Nord-Américaines, 2003, nr. 36, p. 113–126.
69 Nicholas Papayanis, Alphonse Merrheim. The Emergence of Reformism in Revolutionary Syndicalism, Dordrecht, Martinus Nijhoff Publishers, 1985, 184 p., ch. 6; Bruce Vandervort, Victor Griffuelhes and French Syndicalism, 1895–1922, Baton Rouge, Louisiana State UP, 1997, 278 p., ch. 9.
70 Jean-Louis Auduc, Le Mouvement syndical anglais à travers la presse syndicaliste française (1911–1914), unpublished master’s dissertation, La Sorbonne, 1971, ch. 4.
71 Возращаемся к проведённому Марселем ван дер Линденом различию между идеологией, уровнем рабочей массы и уровнем организации. Van der Linden, “Second thoughts on Revolutionary Syndicalism”, op. cit., p. 72–74.
72 Каноническое – но спорное – опровержение того, что революционный синдикализм действительно преобладал в ВКТ, было сформулировано в: Peter Stearns, Revolutionary Syndicalism and French Labor: a Cause without Rebels, New Brunswick, Rutgers University Press, 1971, p. 1–6.
73 G.D.H. Cole, Self-Government in Industry, London, Bell & Sons, 1917, 283 p.
74 S. Milner, The Dilemmas, op. cit., p. 195–206; W. Thorpe, The Workers, op. cit., p. 53–86.
75 О позиции ВКТ во время Первой мировой войны см. в настоящем выпуске: Ralph Darlington, “Revolutionary Syndicalist Opposition to the First World War: A Comparative Reassessment”; Wayne Thorpe, “El Ferrol, Rio de Janeiro, Zimmerwald, and Beyond: Syndicalist Internationalism: 1914–1918”.
76 M. van der Linden, “Second thoughts on Revolutionary Syndicalism”, op. cit., p. 74–75.
77 Michael Werner & Bénédicte Zimmerman, eds., De la comparaison à l’histoire croisée, Paris, Seuil, 2004, 236 p. (Le Genre Humain, nr. 42) даёт превосходное обобщение использования этого подхода в историографии.
СПРАВКА О ПУБЛИКАЦИИ
Bantman, C. Internationalism without an International? Cross-Channel anarchist networks, 1880–1914 / Labour internationalism: Different times, different faces // Revue belge de philologie et d’histoire = Belgisch Tijdschrift voor Filologie en Geschiedenis. – 2006. – Tome 84, fasc. 4. – P. 961–981.
Электронный ресурс: Persée: Accéder à des milliers de publications scientifiques: [сайт].
В данной статье рассматриваются попытки создания международной организации анархистов в конце XIX – начале XX в., французская анархистская эмиграции в Великобритании и влияние интернациональных связей на развитие революционного синдикализма.
Перевел с английского Р. Х. специально для «Электронной библиотеки имени Усталого Караула».
Karaultheca, 2017